Читаю роман "Имяхранитель" Александра Сивинских и Азамата Козаева (между прочим, оба они - ЖЖ-обитатели). Нечасто я берусь за фэнтези... Подозреваю, соавторы будут со мной спорить по поводу именно такой жанровой идентификации их творения. Но (чуть-чуть переиначиваю строчку из книги) "они говорят о каких-то микродаймонах и упорядоченных колебаниях корпускул в газе флогистоне, а я полагаю, всё это - волшебство, не иначе..." :)
Добротная и логичная проработка достаточно нестандартного фантастического мира внутри Пределов - Пераса; замечательная придумка - Имя (бес, муза, зримый ангел), парящее над гениями, облекающее плечи и голову избранников ("полноименных") изменчивой тенью; колоритный и симпатичный, на первый взгляд, безыскусный, но вместе с тем таинственный образ основного персонажа; отличный язык, ненавязчиво меняющий интонацию в зависимости от ситуации и личности того, кто ведёт повествование... Плюс - безудержное воображение авторов. Всё это затягивает, заставляет сопереживать, наконец, просто вынуждает в темпе добираться до финальной странички этой книжки, рассказывающей о перипетиях жизни героя с именем Иван и абсолютно непредсказуемым прошлым.
За чтением пришло на ум "Последнее желание", открывающее цикл романов Анджея Сапковского о ведьмаке. У этих, казалось бы, весьма непохожих произведений есть-таки общие черты. И там, и здесь мы видим что-то вроде сборника повестей, объединённых героем (брутальным и загадочным), вокруг которого концентрируются события, и необычным, но живущим по достаточно строгим законам миром, в котором эти события происходят. Ведьмак Геральт у Сапковского - профессиональный истребитель нечисти, исполняющий обязанности сыщика и палача одновременно. Имяхранитель Иван из одноименного романа Сивинских и Козаева (надо сказать, что в книге прилагательное "одноименный" - имеет совсем другое значение) занимается чем-то подобным...
Ко всему этому добавлю замечательное общее литературное исполнение и опытную, уверенную руку авторов: "Роб работал. Гусиное перо порхало над столом, словно флажок корабельного сигнальщика. Исписанные листки разлетались чайками. Крышка допотопной чернильницы гремела канонадой Трафальгара. По матово-фиолетовой, слабо изогнутой поверхности магической линзы стремительно летели изумрудные строчки - это микродаймон старательно снизывал в ажурную нить образы, рождённые гением хозяина. Роб что-то правил пальцем прямо на линзе и бормотал время от времени в изогнутый рожок звукоприёмника (сделанный, как знал Иван, из настоящего турьего рога). А за плечами его, бурля сотнями бесплотных складок, развевался в потоках несуществующего ветра колоссальных размеров алый плащ."
Дочитаю книгу и, возможно, разверну этот набросок в рецензию.
Ноктиса губит пристрастие к лунному свету...
Journal information